Духобория в Джавахетии

Кто такие духоборы, и почему они мечтают вернуться в Россию

09:00, 31 марта 2017
ФОТО:  Thomas Veitch Simpson,1902
Хлысты, беспоповцы, молокане, подгорновцы, субботники, духоборы, штундисты, некрасовцы, скопцы, шалопуты и прыгуны – это далеко не полный список религиозных групп в Российской империи, чьи догматы не совпадали с каноническим православным христианством. Журналист Дмитрий Окрест рассказывает на «Заповеднике», почему духоборы, которых всё время гнали из России, мечтают вернуться на родину.

Духоборы никогда и не хотели покидать Россию. Но из Екатеринославской губернии, где это движение началось, их выгнали, и тогда они переселились в Запорожье, потом в Крым. Когда царское правительство узнало, что на полуострове проживает 5000 сектантов, их вновь выдворили, и духоборы отправились в отвоеванные у Турции безлюдные районы Закавказья, которые требовалось колонизировать.

Духоборы – этноконфессиональная группа русских, которая отрицает иконы и необходимость священников. За это православная церковь всегда относила их к сектантам. «Борец с Духом» – так эту религиозную группу назвал Екатеринославский православный архиепископ в 1785 году. Он полагал, что духоборы боролись против святого духа. Сами духоборы говорили, что борются с собственными душами.

В Грузии духоборы поселились в долине, окруженной Мокрым горами, – здесь почти весь год идут дожди. Но и в основанной здесь ими деревне Гореловка спокойно прожили недолго. В1895 году они отказалась присягать царю и сожгли оружие в знак протеста против военного призыва – снова начались притеснения. Узнав об этом, в 1899 году Лев Толстой отдал гонорар за роман «Воскресение» на переселение 7500 духоборов из Гореловки в Канаду.
Мигрантов сопровождал большевик Владимир Бонч-Бруевич, который по заданию партии отвечал за контроль над сектантами различного толка. Закрытые сообщества, критично настроенные к государству, идеально подходили для конспиративных целей, а догматы об общинности и духовном братстве совпадали с проектом Российской социал-демократической рабочей партии.

«Владимир Ильич <Ленин> очень интересовался рукописями сектантов, которые я собирал, –написал в мемуарах Бонч-Бруевич. – Как-то раз, когда он особенно углубился в их чтение, сказал мне: "Ведь это создал простой народ. Ведь вот наши приват-доценты написали пропасть бездарных статей о всякой философской дребедени. Вот эти рукописи, созданные самим народом, имеют во сто раз большее значение, чем все их писания"».
 

Мужчина – Бог, женщина – Богородица

Над деревней Гореловка летают белые аисты и громко щелкают клювами. Возвратившись после сезона миграции, птицы плетут свои большие гнезда на электрических столбах. В этом месте уникальная климатическая зона – стоит отъехать 20–25 километров, и аистов уже не увидишь.

«Ищущий духом весел, радостен, чистен, честен – одним словом, дух в рамки не поставишь, – бодро рапортует при встрече со мной Николай Сухоруков. У него окладистая борода и седые волосы до плеч. – Духоборец – это тот человек, который знает, что Бог живёт в его душе».
Сухоруков замешкался с ключами у входа в Сиротский дом. Это комплекс в центре села из нескольких бело-голубых зданий, получивший своё название, когда после основания Гореловки здесь поселились сироты, вдовы и престарелые. Когда пришла советская власть, Сиротский дом стал складом. В 1978 году Сухоруков, на тот момент агроном и экономист, организовал в деревне сход граждан и договорился с райкомом и КГБ о передаче Сиротского дома на баланс сельсовета. С тех пор жители села собираются здесь на воскресные моления.

После перестройки Сухоруков уехал на двадцать с лишним лет в Крым. За это время у него родилось четверо детей, там он заинтересовался народной медициной и новыми религиозными практиками. Как и другие духоборы, Сухоруков не доверяет Библии – мол, её записывали люди и могли ошибиться – и апеллирует к устной традиции старцев, которые «пишут в сердце и делами подтверждают».

Мы идем по сплошь покрытой коровьими лепешками дороге: по ней скот дважды в день гонят в горы и обратно. Вдоль дороги несколько старинных изб с просевшей крышей и чернеющими провалами вместо окон. Постройки, которые после отъезда части духоборов заняли армяне и аджарцы, превратились в новые дома и хлева. Все остальные – прогнили. Кроме домов и хлевов, в Гореловке есть только несколько продуктовых магазинов. 
Шагая вдоль разрушенных домов, Сухоруков проповедует: «Духоборчество – это школа под открытым небом, где каждый шаг вёл к тому, что человек мог себя проявить. У нас каждый считается Христом. Бог живет в каждом человеке. Просто в одном проявлен сильно, а в другом меньше. А каждая женщина, следовательно, Богородица, ведь она рожает ребенка». 

Вопреки природе

Дорога в Гореловку идет по гребню лысеющих гор – вокруг только валуны и чахлый кустарник. Сюда редко добираются туристы, и вид автостопщика удивляет местных водителей. В компактной Грузии, где от заснеженных вершин Сванетии до субтропического Батуми 160 километров, Джавахетия считается захолустьем, краем мира. Это продуваемое всеми ветрами вулканическое плато на высоте 1950 метров выше уровня моря. Зимой в регионе -25, снег лежит с октября по апрель, большинство деревень полностью изолировано от внешнего мира. Это совсем непривычная картина для остальной Грузии, где едят выращенные в собственных садах фейхоа и инжир.

Несмотря на суровый климат, духоборы всегда жили сельским хозяйством, в царское время поставляли лучших коней, при советах первыми основали колхозы, после коллективизации стали уважаемыми строителями. «Независимо от территорий, на которых селились сектанты, они нередко оказывались впереди и в выращивании урожаев, и в оснащении земледелия техникой, и в культуре животноводства и некоторых сельскохозяйственных культур», – отмечает писатель Иван Семёнов в своей книге «История закавказских молокан и духоборов».
«Вначале у них была община до колхоза, до советской власти, когда пришел колхоз, у них ничего не изменилось. Я воочию смотрела, как после Перестройки, когда уже совхозов не было, у них тоже ничего не изменилось. Они как жили, так и жили до 90-го года, и даже 95-го. Эта экономика у них не менялась. Община колхозная, совхозная, и потом ещё последнее духоборское хозяйство – у них одинаково это всё было, там не было никакой разницы», – утверждает Лиа Меликишвили, член-корреспондент Академии наук Грузии.

В советской время девять духоборских деревень выпускали до 70% мясо-молочной продукции Грузии, рассказывает председатель Союза русских женщин Грузии Алла Беженцева, автор книги «Страна Духобория». Тогда колхоз имени Ленина в Гореловке считался одним из самых успешных в республике. Ещё 20 лет назад в кооперативе работали 700 рабочих, числилось 1700 голов рогатого скота, 2500 овец и 60 лошадей, сказано в рабочем докладе Европейского центра по делам меньшинств.

Сейчас вместо колхоза – кооператив «Духоборец»: в нём не больше 150 коров, так как работников год от года всё меньше. «Под угрозой оказалось само существование духоборской общины», – утверждают авторы доклада.

В 90-е, рассказывает Беженцева, большинство духоборов уехали в Россию по программе переселения соотечественников, испугавшись гражданской войны и риторики первого президента Звиада Гамсахурдия. Пока первый демократически избранный глава республики пытался силовым методом решить осетинский вопрос, а потом аварский и азербайджанский, 7 тысяч духоборов предпочли покинуть насиженные места. Одни уходили семьями, другие – целыми деревнями. Если в конце 80-х в Грузии было свыше 6 тысяч духоборов, то сейчас осталось не больше 600.

«При этом у посольства РФ никогда было программ по работе с соотечественниками», – утверждает Беженцева. Связано это и с тем, что после войны в Южной Осетии в 2008 году официальные отношения между Грузией и Россией прекратились. Теперь вместо дипломатической миссии работает только Секция интересов России при посольстве Швейцарии.
Община духоборов вымирает, и это остается принять как данность, утверждает москвичка Анна (имя изменено), чьи предки родом из Гореловки. Недавно она ездила на Кавказ, чтобы познакомиться с родными. «Все уехали в Россию, и там всё умирает. Нашла брата там троюродного – тоже собирается уезжать. Хочет рискнуть, хотя ни разу не был в России». 
Потеря корней

«Мы так ярко одеваемся, когда молиться ходим. Хоть в такой день надо выглядеть правильно», – говорит Татьяна Глухова, копаясь в крепко сбитом деревянном сундуке. Услышав её речь, ещё больше удивляешься: такой русский язык, лишенный неологизмов и иностранных заимствований, нечасто встретишь в России, при этом домашняя обстановка схожа с обычным домом где-нибудь под Мценском. С каждым погружением в сундук в её руках появляются то фартук, то юбка кислотных цветов, ещё и корсеты. Этой одежде больше сотни лет – собственноручно сшитые вещи надевали по очереди все родственницы по женской линии.

Расправляя кружева, Глухова долго объясняет предназначение каждой вещи и очередность облачения. «Сначала шапочка, потом платочек, у каждой хозяйки свой узор», – говорит Глухова. По орнаменту юноши выбирали девушек, рассказывает духоборка. Через рисунок будущие невесты проявляли себя – если для сторонних это лишь квадратики и цветочки, то для знающих – точные указания. Другое дело, утверждает она, что старые традиции уже никак не влияют на самосознание оставшейся молодёжи. В XIX веке художник Василий Верещагин, побывав у духоборцев, оставил карандашные наброски портретов и описания традиционных костюмов – сегодня такую одежду носят разве что только на праздники.
Татьяна помнит всех своих родственников до восьмого колена и старается каждое воскресенье в 18:30 быть на моленьях в Сиротском доме (так духоборы называют службу). Сегодня приход в Сиротский дом – это скорее традиция, суть которой мало кто знает, признает Глухова. Ещё в советское время духовные встречи в воскресенье были формой общения, на них собиралось всё село. Мужчины и женщины обсуждали важные вопросы в разных комнатах.

Если в XIX веке самые радикальные из духоборов требовали отказа от мяса, вина, табака и сахара, то их потомки не против алкоголя и охоты. Местная кухня во многом похожа на грузинскую, а от былого вегетарианства не осталось и следа. Молитвы перед обедом читают не все и не всегда. «Религиозный момент ушёл, но осталось общее восприятие мира», – рассказывает Екатерина Куркина, которая модерирует сообщество «Духоборы» в «Одноклассниках». Прародители Куркиной родились в Гореловке, затем переехали в Ставрополье. «Основой духоборчества была вера, так принято думать, но мне кажется, что людей связывало не только это, а общее восприятие мира, умение прощать других, любовь к труду, чувство собственного достоинства, нежелание следовать системе».

«Раньше у детей было больше интереса к своей культуре. Но чем меньше нас здесь остается, тем меньше к нам интереса. Сейчас детям лишь бы под парту залезть и достать телефон с интернетом», – рассказывает учительница Ирина Тамилина. Преподавание в муниципальной школе идёт на русском, хотя учатся там и духоборы, и армяне, и грузины. Сейчас в одноэтажную школу ходят около 40 детей, хотя она рассчитана на 800 учащихся. В малолюдных классах стоят железные печки, на стенах висят портреты Толстого.

Переселение народов

Пытаясь сопротивляться отъезду соплеменников, Сухоруков помогает местному хору, а у себя дома собрал детский клуб, где учит плотничать и выжигать по дереву. В одноэтажном доме по черно-белым фотографиям и старинным описаниям он обставил комнату в классическом для духоборов стиле: вдоль белых стен – деревянные лавки, множество вышитых полотенец, на подоконнике – старинная утварь. «Здесь у меня и специальная комнатка, чтобы юноша и девушка могли вспомнить свои корни, попробовать пожить, как их предки», – с энтузиазмом говорит Сухоруков. В доме он живёт один, дети переезжать в Гореловку отказываются. «Моя работа – это сохранение закваски, ведь брожение идет. Мир на сносях – просто мы новое пока не видим».
Несколько раз в год Сухоруков выбирается в Россию и на Украину читать лекции про духоборчество. Судя по количеству подписавшихся на его страницы в социальных сетях, выступления пользуются успехом. На встречи с ним приходит традиционная для новых религиозных движений публика, которой интересно услышать что-то ещё, кроме разговоров о чакрах и славянских богах.

«Большинство духоборов, вернувшихся в Россию, не сохранили свои устои, они быстро ассимилировались», – говорит исследовательница Алла Беженцева. Духоборы плохо идут на контакт, так как считают, что их замучили вниманием, а никакой помощи при этом не оказывают. Исследовательница наладила контакт с духоборами, начав с помощи и ничего не требуя взамен. Сначала организовала подарки детям и обновила фонд библиотеки, потом на год подключила бесплатного юриста, который помог оформить недвижимость и пенсии. По переписи 1989 года русские составляли 6,3% населения, в 2014 – 0,7%. Молодежь переезжала в основном из-за растущей безработицы и языковой политики. Сейчас духоборы живут в Ставрополье, Тульской, Белгородской и Брянской областях.

Весь 2015 года Сухоруков ездил по российским сёлам, где живут выходцы из Гореловки. «Везде спрашивал, верят ли в будущее духоборов? И только двое верят, что Духоборье сможет заново возродиться! Это уже не те духоборцы – это лишь потомки. Это как сравнивать современных греков с эллинами из Спарты. Из нынешних никто, считай, не следует традициям, и всё в лучшем случае делают на автомате, не понимая смысла», – сетует Сухоруков. 
Каждый год аисты после сезона миграции возвращаются в Гореловку. Духоборы, которые уехали в Россию, жить сюда не возвращаются. За минувшие годы в Гореловку приехали только три семьи, одна из них – 60-летний пенсионер с внучкой.

«Последовавшие после войны осложнений били в первую очередь по оставшимся в Грузии русским, при этом мы сами порой вовсе не чувствуем исторической родины», – говорит Алла Беженцева. После войны значительно сократилось количество паломников из Канады, желавших посетить святые для духоборов места. При этом даже в 60-е годы во время Холодной войны канадские духоборы приезжали в Гореловку, так как тут сохранились «могилки праведников», где в склепах захоронены духовные лидеры общины, и пещера, рядом с которой духоборы сожгли всё имевшееся у них оружие в знак протеста против войны.

Политолог Хедвиг Лом в докладе Европейского центра по делам меньшинств утверждает: духоборы «лелеют надежду, что опять появится сильный лидер, который примет необходимые решения – оставаться или ехать. В их общинах часто возникают апокалипсические пророчества относительно будущего духоборов. Но одна духоборка мне казала так: «Мы говорим, что уедем в Россию. Но мы всегда остаёмся».