Несмотря на ускоренную урбанизацию Махачкалы, республика остается периферией, доминирующее население которой — сельчане с патриархальным укладом жизни. Концентрация клановой власти, неравномерное распределение ресурсов и религиозные конфликты лишь усугубляют экономическое состояние. Вхождение в тройку наиболее зависимых от федеральных дотаций регионов не позволяет ускоренно улучшить качество жизни.
Специфика региона накладывает отпечаток и на протестную лексику. Для старшего поколения наиболее приемлемым выражением недовольства остаются отсылки к ультраконсервативной фигуре вождя. Подобная советская ностальгия по поздне-сталинским временам характерна не только для постаревших коммунистов. Правозащитник и диссидент Виктор Некипелов, выйдя из лагерей в перестроечное время, обратил внимание на новую волну симпатий к Сталину среди молодежи, не заставшей ни 1930-е, ни 1940-е годы. В своей работе «Сталин на ветровом стекле» он подметил: «Как ни парадоксально, но это тоже протест, протест против нынешней бесхозяйственности и развала, это как бы тоска по порядку, по лучшей, осмысленной и разумной жизни. Это — символ, жестокий гротеск, который еще больше подчеркивает всю уродливость нашей сегодняшней жизни, это предупредительный знак, вроде красной стрелки на манометре, который говорит, что дальше так нельзя и пора уже что-то менять». Но именно в Дагестане стал возможен такой размах возвеличивания одной из самых противоречивых исторических фигур. Во многом это объяснимо свободой, которой обладает республика, но свобода эта измеряется безразличием и попустительством со стороны власти. Это позволяет разным инициативным группам непосредственно воздействовать на политику памяти.
Если в последние годы власть проявляет активность в символической сфере и создает единый пантеон личностей, то Дагестан, находясь на периферии, имеет возможность самостоятельно пересматривать и создавать исторические нарративы. Как сказал бы Анри Лефевр, в Дагестане остаются «пространственные разломы», благодаря которым частные акторы и могут выражать свои интересы. Несмотря на скромные урбанистические поползновения, горожане продолжают присваивать общественную территорию и возводить свои места памяти. Все это делает фигуру Сталина особенно живучей.