Культ личности Сталина в Дагестане

Кто и зачем сегодня ставит памятники Генералиссимусу

29 декабря 2021
ФОТО:  Патимат Тахнаева
До недавнего времени фигура Сталина в публичном пространстве оставалась маргинальной, но в Дагестане отношение к Генералиссимусу всегда было особое. Для жителей южной республики фигура вождя — неотъемлемый атрибут повседневности. Ему возводят памятники, создают общественные организации, называют его именем улицы и проспекты, а по Махачкале годами фланирует местный житель Азерхан Пашаев в образе Сталина.

Культуролог Катерина Данильян попыталась разобраться, почему именно в этом регионе культ личности обрел вторую жизнь.

Бюст в Центре традиционной культуры народов России в селе Чох

Фото: Катерина Данильян

Село Чох

Фото: Катерина Данильян

В Дагестане лик Сталина можно встретить в неожиданных местах: на самоорганизованной аллее Махачкалы, во дворах, в школах, на фасаде одного из университетов и даже на общественных остановках. Символический пантеон Дагестана состоит преимущественно из двух исторических фигур — Имама Шамиля и Сталина. Примечательно, что память о последнем особенно поддерживается низовыми инициативам.

Железнодорожный вокзал в селе Новокаякент

Фото: Катерина Данильян

Фасад Московского автомобильно-дорожного государственного технического университета в Махачкале

Фото: Катерина Данильян

После развенчания культа личности Сталина в 1956 году не только силами компартии, но и инициативными группами были демонтированы памятники и бюсты вождя по всей стране. Их переплавляли, закапывали и даже затапливали, но иногда спасали. Пока кто-то прятал бюстик за стеблями хлопчатника и других растений от партийной комиссии, житель села Ахты Магомедшефи Мейланов, заставший войну и правление Сталина еще подростком, просто похитил статую. В 1964 году, в самый пик десталинизации, сельское руководство решило снести единственный памятник вождю, но Магомедшефи, будучи завхозом предприятия, организовал ночной перенос крупной бронзовой фигуры на участок собственного дома. Тогда в связи с этим Магомедшефи вызывали на допрос в КГБ, теперь же высокопоставленные лица приезжают к нему домой ради фото с экзотическим изваянием.

В Дербенте местным жителям удалось спасти бюст, скрыв его во дворах. Особую важность этому постаменту придает оградка с замком, ухоженная территория с растениями и патетичная табличка.

Магомедшефи Гаджикулиевич Мейланов

Фото: Катерина Данильян

Только после распада Советского Союза с его жесткой монополией на символическую политику появляются разного рода инициативы по «восстановлению исторической справедливости». В 2000-х возникают стихийные попытки реабилитировать личность Сталина. Эта тенденция развивается синхронно с новой монументальной лихорадкой в стране. Никогда еще коммеморативные практики не приобретали такой масштаб. С середины 2000-х власти активнее занимаются политикой памяти. Так, например, Российское военно-историческое общество утверждает программу «Монументальной пропаганды», и однотипные фигуры Петра и Февронии, Святого князя Владимира, Александра Невского и других персонажей появляются по всем городам. Но если инициатива стремительного возведения памятников исходила из Москвы, то памятники Сталину — предмет частных интересов. Это объясняет внешнее разнообразие изваяний и неофициальные, специфические места их возведения.

Самая характерная здесь мемориальная доска у здания железнодорожного вокзала на привокзальной площади Махачкалы, установленная в 2005 году на фасаде местного кафе. О том, что доска — самодел, говорят не только оставленные следы крепежа и грубо прибитый типовой барельеф Сталина в кителе без погон, но и своеобразный текст: «В ноябре 1920 года великий вождь народов Иосиф Виссарионович Сталин был здесь на вокзале проездом в Темир-Хан-Шура на чрезвычайный съезд народов Дагестана». В тот год народный комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин, еще не достигший полноты власти, отправился в нынешнюю столицу Дагестанской области — Темир-Хан-Шуру. На доске проигнорировали склонение топонима и одно важное обстоятельство: именно на этом съезде Советов была объявлена автономия Дагестана.

При этом табличка установлена не на территории самого вокзала, а на фасаде общепита. Если попытки возведения бюста в центре республики заканчивались скандалом, то мемориальная доска на кафе не вызвала никакого ажиотажа, оставаясь незаметной для многих. Именно специфическое место возвеличивания сохраняет жизнь артефакту.

Кафе у здания железнодорожного вокзала на привокзальной площади Махачкалы

Фото: Катерина Данильян

В советское время памятники, бюсты и мемориальные доски были строго прописаны в идейно-символическом пространстве. Они возводились на площадях, предприятиях, в парках и других официально-публичных местах, но спустя пару десятилетий эти старые изваяния стали мигрировать и видоизменяться, обретая новый контекст. Некоторые из них стали частью народного искусства и современного городского фольклора. Так, один из каменных памятников вождю, сделанных еще в 1930-е годы согратлинским мастером-самоучкой, со временем превратился в строительный материал для хунзахского дома. И только нетронутое лицо вождя напоминает о былой торжественности изваяния.

Кустарный памятник Сталину, вмурованный в дом. Село Хунзах.

Фото: Патимат Ибрагимовна Тахнаева

Если советские памятники утратили свою идеологическую природу, то новоделы, наоборот, субверсивны по своему содержанию. Новые «сталины» вызывают широкий резонанс, обнажая противоречия в обществе. Установленный весной в Дагестанских Огнях, бюст вождя простоял всего пару дней, вызвав недовольство в сети. Постамент появился на остановке общественного транспорта напротив мусорных баков. Большей экзотичности кустарному монументу придавало то, что его установили на единственном в России проспекте имени Сталина. Сейчас там осталась огороженная территория и постамент без бюста и таблички, в таком виде напоминающий безымянную могилу. Региональное отделение КПРФ не согласовало с местной администрацией свою инициативу, поэтому памятник поставили на отчужденной, неофициальной территории. Подобное самодельное место памяти Сталина — далеко не первый случай в регионе. 

Оставшийся постамент на остановке

Фото: Катерина Данильян

Единственный в России проспект имени Сталина

Фото: Катерина Данильян

Несмотря на десяток новых памятников, со стороны официальной власти так и нет артикулированной позиции в вопросе советского наследия. Подобная уклончивость делает Сталина фигурой умолчания, поддерживающей свое существование во многом благодаря частным инициативам.

Присутствие Генералиссимуса в мемориальной культуре Северного Кавказа объяснимо по-разному. Например, фигурой Сталина можно оправдать авторитарную систему управления, выразить недовольство местной властью и даже заявить о своих националистических амбициях. Последнее касается «красного террора» в отношении терского казачества и депортации нахских народов, позволивших переселить дагестанцев в сёла Ногайского, Кизлярского и Тарумовского районов. Именно при советской власти территория Дагестана существенно увеличилась. Общенациональный нарратив о Дне победы, ставшем главным праздником страны, только укрепляет позиции Сталина.

Памятник во дворах Дербента

Фото: Катерина Данильян

Несмотря на ускоренную урбанизацию Махачкалы, республика остается периферией, доминирующее население которой — сельчане с патриархальным укладом жизни. Концентрация клановой власти, неравномерное распределение ресурсов и религиозные конфликты лишь усугубляют экономическое состояние. Вхождение в тройку наиболее зависимых от федеральных дотаций регионов не позволяет ускоренно улучшить качество жизни.

Специфика региона накладывает отпечаток и на протестную лексику. Для старшего поколения наиболее приемлемым выражением недовольства остаются отсылки к ультраконсервативной фигуре вождя. Подобная советская ностальгия по поздне-сталинским временам характерна не только для постаревших коммунистов. Правозащитник и диссидент Виктор Некипелов, выйдя из лагерей в перестроечное время, обратил внимание на новую волну симпатий к Сталину среди молодежи, не заставшей ни 1930-е, ни 1940-е годы. В своей работе «Сталин на ветровом стекле» он подметил: «Как ни парадоксально, но это тоже протест, протест против нынешней бесхозяйственности и развала, это как бы тоска по порядку, по лучшей, осмысленной и разумной жизни. Это — символ, жестокий гротеск, который еще больше подчеркивает всю уродливость нашей сегодняшней жизни, это предупредительный знак, вроде красной стрелки на манометре, который говорит, что дальше так нельзя и пора уже что-то менять». Но именно в Дагестане стал возможен такой размах возвеличивания одной из самых противоречивых исторических фигур. Во многом это объяснимо свободой, которой обладает республика, но свобода эта измеряется безразличием и попустительством со стороны власти. Это позволяет разным инициативным группам непосредственно воздействовать на политику памяти. 

Если в последние годы власть проявляет активность в символической сфере и создает единый пантеон личностей, то Дагестан, находясь на периферии, имеет возможность самостоятельно пересматривать и создавать исторические нарративы. Как сказал бы Анри Лефевр, в Дагестане остаются «пространственные разломы», благодаря которым частные акторы и могут выражать свои интересы. Несмотря на скромные урбанистические поползновения, горожане продолжают присваивать общественную территорию и возводить свои места памяти. Все это делает фигуру Сталина особенно живучей.