«Они как моя футбольная команда, а я их тренер»

Голубевод — о выставках, охоте и птице по кличке Гитлер

12 октября 2022
ФОТО:  Дмитрий Часовитин
В городских дворах кое-где ещё можно найти голубятни — остатки некогда популярного в стране хобби. В СССР птиц мира выпускали на партийных мероприятиях и встречах делегаций, крупных праздниках. С концом Союза стали распадаться и клубы голубеводов; затем в 2000-е — короткий ренессанс: голуби были популярны на свадьбах. Со временем и эта мода сошла на нет.

Дмитрий Часовитин поговорил со старейшим голубеводом Екатеринбурга Игорем Старковым, который в 92 года продолжает держать птиц. Сегодня в городе живёт около 20 голубеводов, их средний возраст — 60–70 лет. Во дворах остались лишь считанные голубятни, многие перевезли питомники в частные дома. Некоторые разводят птиц на продажу, кто-то занимается отдельными породами и сохраняет местное наследие: в регионе когда-то были выведены три породы голубей. Но в основном, признаются голубятники, они занимаются этим не ради заработка, а в своё удовольствие — потому что уже не хотят останавливаться.


Голубиная охота

Голубиная охота — страшно популярное среди голубятников занятие. В детстве по воскресеньям с птичьего рынка выпускали много голубей, и они летели в город через нашу голубятню. И мы старались заманить каждого пролетавшего над нами чужого голубя. Процесс ловли чужака невероятно захватывающий. Это могут понять охотники, рыбаки, птицеловы. Вот летят над нами чужаки. Пацаны кричат: «Тряхни!». Тряхнуть значит аккуратно подтолкнуть удочкой своего голубя, чтобы он перелетел с места на место. Потому что пролетающий голубь замечает только порхающих сородичей и может сесть к ним. И когда голубь плавно опускается или, сложив крылья, камнем падает на твою голубятню, вот тут захватывает дух!

Но нужно ещё загнать его в загон. Медленно поднимаешь удочку к своим голубям, сидящим на пересетнике, и заставляешь их спуститься в загон. Это самый ответственный момент. Ловец, подражая писку голубей, удочкой заставляет чужого спуститься к загону. Все следят, затаив дыхание, иногда подсказывают, бубнят под руку. И когда чужак зашёл в загон, раздаётся вопль восторга как на стадионе, когда гол забили.

Бывало, находился хозяин пойманного голубя. Тогда назначался выкуп деньгами или кормом. Ну а если не находился, то решали: держать голубя у себя или продать на птичьем базаре.

У меня отец был отчаянный коммунист, строил Уралмаш, мама учительствовала. Я родился в 1930 году — жили в бревенчатом доме на Кузнецова, он и сейчас, кажется, цел. Но потом отца послали проводить коллективизацию в Калмыкию. Так и жили там три года в юрте. Ну а какая там коллективизация — люди овечек своих пасут. Кажется, ничего там не вышло, и семья вернулась в Свердловск. Но квартира на Кузнецова оказалась занята, и маме выделили комнату в деревянном бараке на углу Куйбышева и Луначарского. Сейчас там фитнес-центр построили. А тогда в четырёхкомнатной квартире жили четыре семьи.

Фото: Дмитрий Часовитин

Однажды, в 1936-м, к нам во двор залетел белый голубь — мы и оставили его себе. А на Шарташском рынке тогда всякую живность продавали — купили ему там голубку. Голубятню сделали из досок из чужих заборов и всякого барахла. Гвозди из старых досок выпрямляли и снова заколачивали. Из старого кровельного железа сделали крышу, два окна, двери, загон — всё как положено. Потом раздобыли краску и покрасили голубиный домик зелёным, а наличники белым. Хитрый затвор сделали: птиц ведь тогда воровали. Так и стали мы голубятниками.

Каждое утро гоняли голубей. Выгоняли всех, кто может летать. Брали махало — удочку с тряпочкой на конце — махали им и свистели, пугали голубей. Они взлетают, и когда смотришь на их полёт, испытываешь такое необыкновенное чувство радости.

Голубь Гитлер

Много голубятен рядом было, популярное было увлечение. Кругом же частный сектор был: где теперь моя голубятня стоит, там раньше огороды были. А улица Бажова называлась Луговая. Прямо на ней трава росла, коровы паслись; раз в день проедет телега с хлебной будкой — вот и всё движение.

Держать голубей было престижно, люди знали в них толк. Жил недалеко от нас известный голубятник Михаил Петелин, и был у него в стае знаменитый белый голубь по кличке Гитлер. Почему Гитлер? Характер у него был скверный, неуживчивый. Так вот, летал Гитлер всегда особняком от стаи. Отлетит немного выше и в сторону от стаи, свернётся в клубок, и катит вниз, как с горки. Метров пятьдесят так катится, потом расправит крылья и снова уходит вверх. И так несколько раз. На игру Гитлера собирался посмотреть народ со всего нашего околотка. Но потом Михаил Петрович ушёл на фронт, и голубей его продали. Что уж с этим Гитлером стало, я не знаю.

Фото: Дмитрий Часовитин

А потом началась война, другие пацаны ушли в армию и погибли на фронте, а я остался один с птицами. Вскоре жулики украли голубей, но часть вернулась. Потом в 1942 снова украли, и, наверное, съели, потому что ни один не вернулся. Но желание иметь голубей было огромное. Я поймал на помойке одного голубёнка, потом ещё и ещё. А в 1943 году начался настоящий беспредел: прямо средь бела дня у меня отобрали всех моих пятерых голубей. Но снова я завёл четырёх. Уносил их на ночь домой в ящике, а на день выпускал.

Самыми трудными были 1943–1944 годы. Норма хлеба по карточке: мне 300 граммов, маме 500 граммов. Папа погиб на фронте в 1943-м, голубятню я разломал на дрова. Вместо учёбы в школе я чистил сапоги и ботинки, продавал папиросы поштучно, ловил певчих птиц и продавал на рынке. Деньги тратил на еду. Тяжело было, мама часто болела.

После войны некоторые голубятники из нашего района вернулись домой. Стали вновь заводить птиц, строить новые будки. Завёл снова голубей и я. У нас во дворе были уборные, которыми не пользовались. Один такой туалет я и переделал в голубятню, поселил туда свою первую послевоенную пару. С тех пор я не расстаюсь с птицами, даже в армии у нас на чердаке казармы жили голуби.

Голубятники Советского Союза

В этом дворе у меня голубятня с 1975 года, но именно эту я установил в 1984-м. Работал тогда на заводе «Электроавтоматика» на Малышева. Пришёл к начальнику производства и попросил сделать для меня голубятню. Я там был на хорошем счету: инженер-технолог, 25 лет проработал. Начальник говорит: «Рисуй эскиз». Я быстренько к кульману, нарисовал, просчитал: стальной 3,5 на 2,5 метра — это на 15 пар. Сначала у меня всякая пестрота была, а потом я занялся гривунами. Дедушка у меня жил когда-то в Невьянске, и ему из Сарапула привозили таких голубей. Вот и я решил гривунами заниматься в память о дедушке. Сам голубь белый, а на шее сзади чёрное пятно, грива. Он большой физической силой обладает, может летать высоко и подолгу. Я ездил в Пермь, привёз оттуда сразу 30 пар: выкупил всё купе и заставил клетками.

Несколько лет назад с разрешения Старкова голубятню разукрасили художники из Севастополя.

Фото: Дмитрий Часовитин

«А это какая-то игра у нас в городе. Парни бегают толпой, какие-то выполняют задания, очки зарабатывают. Мне вот достался от них полицейский участок».

Фото: Дмитрий Часовитин

Тюмень делала выставки, челябинские тоже делали, и мы друг друга приглашали. Я к каждой выставке какую-то статью писал о голубях. Давал ярым голубятникам читать, говорят: «Ну, Старков, молодец, давай, пиши ещё. Пришвин!» По два дня проводили выставки: приедем, например, в Тюмень, переночуем кто где, а на другой день домой. Особенных соревнований не проводили, хотя пытались определить, у кого лучше летают. Москвичи приезжали, и я им продавал высоколётных голубей, свердловскую породу. В Москве гоняют недолго — полчаса и сел, а мои долго летали.

Я выписывал ГДР-овский журнал о птицах, наш журнал «Птицеводство». Там на последних трёх страницах был раздел о голубях — со всего Союза люди туда писали, обменивались опытом. Я тридцать лет собирал статьи оттуда, те самые три страницы. Ни одного номера не пропустил. Однажды у меня один номер из ящика утащили — ну что делать? Пошёл в библиотеку сельхозинститута, попросил этот номер, сижу, вроде как читаю. Студенты кругом, народ ходит — я улучил момент и вырвал потихоньку три последние страницы, в штаны засунул, библиотекарь не проверила.

Делал копии статей, переплёт и привозил в Тюмень. И вот однажды подходит импозантный такой мужчина, заинтересовался моими подшивками: «Сколько стоит?» Ну я и ответил: «Пять тысяч». Он говорит: «Заплатите ему деньги». Так все пять альбомов и забрал. А потом я по телевизору его увидел, это был Собянин, тогда губернатор Тюменской области. Сам-то он не голубятник — может, Черномырдину подарил: вот тот голубятник был.

Вымирающее хобби

Теперь голубятню тоже можно не закрывать: голуби никому не нужны. В России это вымирающее хобби, молодёжи это не интересно. Из Самары, Саратова, Челябинска звонят — такая же грустная картина, как и у нас. В Европе — в Германии, Голландии, Швеции — вполне популярное. Приезжал к нам швед из Хельсинборга, всё удивлялся, что у меня железная голубятня, как сейф: у них-то не воруют голубей. У них в городе даже выпускается газета о голубях, каждая голубятня на учёте в ветеринарке, там их регулярно осматривают и берут кал на анализ.

Фото: Дмитрий Часовитин

А у нас один заболел — все умерли. В 2010 году бегу на физзарядке мимо голубятни знакомого парня. Он мне: «Игорь Георгиевич, посмотри, голубёнок вчера ещё летал, сегодня даже крылья не поднимает». Я сдуру в руки его взял, потом их не помыл и полез в голубятню. А через 9 дней мор начался.

Когда выпускаешь голубей, потери неизбежны. Много хищников. Сокол-сапсан в красной книге, что ты ему сделаешь. Но сокол не каждый день охотится: он поймал птицу, потом пару дней не летает, переваривает. А другой тут не появится: у каждой птицы же своя территория, он другого туда не пустит. От природы вредный ястреб-тетеревятник — тот низом летает. Выскочит из-за кустов, цап — и нет голубя. В лесу он главный враг всего молодняка: зайчат убивает и всякую другую молодость. А ворона — лучший индикатор: она видит, что летит сокол или ястреб, поднимает крик, голуби слышат и прячутся.

Дикие голуби тоже наши враги. Помёт сбрасывают, проникают в голубятню, заносят заразу. Вот у нас голубь заболел — рекомендуется его уничтожить. У меня был случай, когда из 70 штук осталось 20: сальмонелла. Не гоняют теперь голубей: закрывают намертво, и они сидят там как в тюрьме.

Попугаи и канарейки

Когда я с завода уволился, пошёл работать директором зоомагазина на Бажова — он до сих пор там есть. Но там я больше попугаев продавал, большим спросом пользовались. Бывало, 400 штук возил из Москвы. Сутки не спал. Утром телеграмма: «Срочно выезжайте за птицей». Я на самолёт. Зообаза была в Химках, приезжаю туда, налавливаем 400 попугаев, 40–50 других каких-то птиц, насаживаю всех в эти клетки. Приезжаю с птицами в аэропорт, сдаю на склад. Специальные клетки были для перевозки: вниз клетки корм засыпается, вода в специальных баночках.

А с билетами-то сложности были. Но познакомился с одним служащим аэропорта, и он как-то спросил: «Игорь Георгиевич, внуку попугайчика продай». Какой «продай» — тут же с прилавка схватил попугайчика прямо с клеткой и к нему. «Подарок, — говорю. — А если вам надоест держать попугайчика, скажете, я его обратно в магазин заберу». И после этого проблем с билетами у меня не было.

Фото: Дмитрий Часовитин

Сейчас у меня ещё канарейки. Нравится мне их пение. Попался один раз мне кенар — я с ним в Москву ездил на выставку. Конкурс проходил во Дворце текстильщиков. Кенар так классно у меня пропел, что подходят двое кавказцев, предлагают четыреста рублей за него. Я отказался, а сам думаю: вот отберут сейчас и всё. Выбрал момент, когда свет погас, выбрался оттуда — и на Казанский вокзал. А серебряную медаль мне по почте выслали.

Есть талантливые канарейки, есть не очень. Молодую птицу отсаживают в отдельную клетку, и она слушает, как поёт учитель. Так и перенимает приёмы пения. Теперь, бывает, включают записи. Можно включить голос другой птицы, кенар эту песню переймёт. Но потом, не послушав её какое-то время, возвращается к своему природному пению.

Нельзя сказать, кто больше нравится: канарейки или голуби. Голуби больше эмоций доставляют: положительных, отрицательных. Раньше, когда многие соседи выпускали голубей, у всех уже сядут, а мои нет. Все знают: «О, старковские летают!» Конечно, потрясающее удовлетворение получаешь.

Я утром уходил в зоомагазин работать, голубей выпускал, и они уходили вверх. На обед домой пешком ходил, смотрю — только-только начинают выпадать, а несколько самых сильных ещё и до вечера летали. Но нельзя каждый день выпускать, чтобы не загнать голубя. Надо управлять, регулировать физические нагрузки. Они как моя футбольная команда, а я их тренер.

Коронавирус меня подкосил. Я в больницу 30–40 лет не заглядывал, забыл, как дверь туда открывается, кроме плановых осмотров и прививок от гриппа и энцефалита — у меня ведь сад был. Ежедневно бегал, зарядка, обливание, то-сё. В семьдесят лет за завод в хоккей играл, постоянно на лыжах катался. И тут пошёл прививку от «короны» делать — первый укол нормально, а после второго через неделю обезножел. Вот так и сломался, в больнице лежал. Но выкарабкался, закалка сказалась. Хожу вот только плохо. Хотя я и сейчас могу нагнуться, пальцы ног достать.

Голубей я не так давно раздал, только шесть штук оставил. Теперь у меня дома зеркало: я выставлю окошко и всё небо вижу, и голубей своих. Они летают, мне радостно.

Фото: Дмитрий Часовитин