Отвоевать землю у своих

Борьба за народный мемориал обороны Москвы

24 ноября 2021
ФОТО:  Юлия Невская
Память о Великой Отечественной войне не ограничивается официальными праздниками и масштабными парадами. Помимо «спущенных сверху» в России есть примеры мемориальных инициатив, появившихся усилиями активистов и местных жителей. Они показывают, что людям нужны места подлинной исторической памяти, где отражается не только героическая, но и трагическая часть тех событий.

5 декабря 2021 года исполнится 80 лет с переломного момента битвы за Москву, когда немецкая армия впервые отступила, и началось контрнаступление СССР. К этому моменту со стороны Красной армии погибло более 500 тысяч человек, не считая серьезно раненных и пропавших без вести. Именно эту память пытаются сохранить поисковые отряды, активисты и местные жители на рубеже обороны Москвы под Звенигородом. Они продолжают находить солдатские могилы на территории, где шли бои, реконструируют укрепления советских войск для народного музея в исторических ландшафтах и одновременно противостоят застройщикам, возводящим коттеджные поселки на этой земле.


«Выходите, никого не бойтесь, немцев здесь нет»

«Сейчас выйду в погреб — не знаю, зачем пришла. А эти все события помню досконально», — говорит жительница подмосковной деревни Палицы Нина Ивановна Соловьева о декабре 1941 года. Дом, в котором она живет сейчас, построили в 1944 году на самом краю деревни, с той стороны, откуда пришли вражеские войска. В отцовском, стоявшем на этом самом месте, немцы организовали свой штаб, а уходя сожгли его.

«Когда немцы были на подходе, во всех домах деревни расквартировали солдат. У нас жили два молодых парня, два Ивана. У них был пулемет, которым они очень гордились. Немцы укрепились в оврагах за прудами, за рощей, совсем недалеко от деревни. Солдаты говорили маме: „Хозяйка, ты не беспокойся, мы завтра их там уложим“. 2 декабря это было. Ушли Иваны, проходит час, смотрю в окно, а они окровавленные бегут обратно и тащат за собой пулемет: „Прячьтесь быстрее, они через полчаса будут здесь. У них столько техники!“ Дедушку убили сразу. Он был портным и решил вернуться за выкройками, думал, что успеет их забрать. «Мама просила: „Пожалуйста, не ходи!“, а он говорит: „Не бойся, успею!“ Не мог выкройки бросить, это было его семейное дело, которому он всех сыновей обучил», — рассказывает Нина Ивановна.

Пятилетней Нине Ивановне пришлось больше месяца голодать и спать на морозе, пока они с мамой, бабушкой, братом, соседкой и ее двумя дочками скиталась от одной деревни, захваченной немцами, до другой по морозу 40–50 градусов. Всего они прошли около 200 километров.

«Немцы загнали нас в хранилище для картошки под Рузой. Там было очень тесно. Помню, что одна женщина рожала прямо рядом со мной. Как-то туда к нам попал разведчик в белом полушубке — не знаю, как проник. И сказал: „Никто не высовывайтесь, ночью будет сильный бой. Но мы вас взорвать не дадим“. И правда, так все грохотало, что казалось, сейчас крыша обвалится. Утром открылись ворота, и уже наши сказали: „Выходите, никого не бойтесь, немцев здесь нет“», — вспоминает Нина Ивановна.

Нина Ивановна Соловьева, жительница деревни Палицы

Фото: Юлия Невская

Дорога, по которой в деревню Палицы вошли немцы

Фото: Юлия Невская

Когда немцы отступили, нужно было как-то добраться обратно домой. Старшая дочка соседки и бабушка Нины Ивановны отморозили ноги, остальные были полностью обессилены. Но один солдат сказал, что у него есть немного времени и он подбросит их поближе к дому на грузовой машине. «Солдат очень спешил, но довез нас до дяди в деревне Аксиньино: „Мать, меня же трибунал будет судить, если я опоздаю обратно“. Мама всю жизнь жалела, что даже не спросила, как его зовут».

Вале ампутировали ноги в Звенигороде, девочка не выжила. Бабушка поправилась, ей ноги спасли, она осталась жить у своей старшей дочери в Аксиньино. Отца Нины Ивановны убили где-то под Вязьмой, его место захоронения так и не нашли. Остальным пришлось восстанавливать жизнь с нуля.

Весной 1942-го женщины и дети пошли хранить погибших, которые так и остались с зимних боев лежать на полях. «Поле рядом с Палицами было все усеяно белыми полушубками. Наши женщины клали солдат на телеги и вывозили. Около рощи мы выкопали огромную яму и складывали всех наших в братскую могилу. Там, в основном, были курсанты из Новосибирска. У всех доставали документы, а у одного нашли даже билет в Большой театр», — рассказывает Нина Ивановна.

Дом Нины Ивановны, как и многие другие постройки в деревне, сгорел. «Женщины сами пилили лес, чтобы дома построить. В помощь давали каких-то молоденьких солдат и присылали девушек из Москвы. Как-то справились, в 1945-м мы уже покрыли дом старым железом, которое осталось от первого».

Она до сих пор живет на том же месте. С соседской девочкой Тоней они стали лучшими подругами и прожили рядом долгую жизнь, пока та не умерла 15 лет назад. В годовщину победы Нина Ивановна ездит на мемориал в Аксиньино, куда их с мамой привез неизвестный солдат, и читает свои стихи о войне. А на мемориал около деревни Палицы приходит отдать дань тем солдатам, которых они хоронили в братской могиле.

Мемориал около деревни Палицы. Он создан на месте братской могилы, куда женщины, дети и старики деревни захоронили советских солдат весной 1942 года.

Фото: Юлия Невская

«В людях просыпается понимание слова „наше“»

На западном рубеже обороны Москвы, где живет Нина Ивановна, местные жители взяли сохранение памяти о войне в свои руки. При поддержке Звенигородского музея, поискового отряда «Китеж» и других людей, неравнодушных к сохранению истории, они своими силами обозначают памятные места, реконструируют территорию боевых действий и придумывают инициативы для сохранения памяти военных лет. Но главная сложность не в том, что им не хватает ресурсов, а в том, что приходится противостоять властям и застройщикам.

«Территория рубежа обороны Москвы, где шли боевые действия, практически полностью застроена. Остался последний участок под Звенигородом, где сохранились исторические ландшафты и свидетельства войны», — рассказывает Евгений Соседов, заместитель председателя центрального совета Всероссийского общества охраны памятников. Много лет он помогает местным жителям противостоять застройке. «Если мы приедем к мемориалам на Ленинградском шоссе, то увидим, что все утрачено. Застроено, и не ведется никакой работы по выявлению и мемориализации объектов. Нигде нельзя увидеть ландшафты этого рубежа, братские захоронения, места огневых точек и землянок, чтобы понять, как разворачивались события тех времен, где находились наши позиции, где немецкие. Только в районе Дунино это все сохранилось, там создается музей под открытым небом».

В середине нулевых в деревне Дунино местная община и поисковики отряда «Китеж» совместно реконструировали военные укрепления красноармейцев ровно на тех местах, где они были в декабре 1941 года, и по тем технологиям фортификационного строительства, которые были утверждены в тот период. Пулеметный колпак — подлинный артефакт 1941 года, на нем видны выщерблены от снарядов. Его привезли из деревни Барки и поставили на то место, где аналогичный стоял в Дунино. В деревне организовали народный музей под открытым небом, регулярно проводят здесь экскурсии и памятные мероприятия.

«Интерактив, когда человек прошел ногами, потрогал руками, вызывает гораздо больше эмоциональных реакций, чем поход в обычный музей, просмотр фотографий и документов», — рассказывает Антон Кузнецов, руководитель отряда «Китеж» и всероссийского общественного поискового движения «Россия» по Московской области. Именно он координировал действия поисков по реконструкции в деревне Дунино. «Ты видишь свою родную землю с колоссальными напластованиями истории и понимаешь, какое количество людей здесь жило, творило, иногда выживало и сражалось. Вот именно здесь сидел солдат, твой ближайший предок, твой прадедушка, и он эту землю защищал. Тогда начинаешь понимать, что ты на этой земле тоже не просто так. Перед тобой целая вереница живых существ, которые что-то думали о себе, о своем сообществе, культуре и истории, о родной земле. И они ее защищали. И понимаешь, что ты наследник всего этого. Вот тогда начинает формироваться единство личности с народом и его историей». 

Реконструкция советских укреплений в народном музее деревни Дунино

Фото: Юлия Невская

Вид из пулемётного колпака

Фото: Юлия Невская

Антон Кузнецов, руководитель поискового отряда «Китеж»

Фото: Юлия Невская

Сейчас в овраге, где разворачивались боевые действия, построен храм в честь погибших воинов и восстановлены окопы. За рекой в деревне Грязь была ставка немцев. «На всех полях, которые вы видите с балкона храма, шли бои. От леса до деревни стояли немцы, по самой деревне проходила линия обороны. А в поле между рекой и деревней лежал 601-й стрелковый полк, сибиряки в белых полушубках с автоматами. Все бы хорошо, только закопаться в землю они не могли: на тот момент здесь было -50 градусов, и снег превратился в бетон. Весь полк здесь и остался лежать», — рассказывает Татьяна Экономова, староста деревни Дунино.

Немцы так и не перешли реку. Местные жители могут рассказать, на какой липе у храма сидели снайперы, прикрывая уходящих местных жителей, и какая березка у реки посажена в честь мальчика Бори и девочки Шуры Панфиловых, подростков 15-ти и 16 лет, которые помогали солдатам. Дерево посажено на том месте, где они погибли от снаряда. На стене храма создан свой бессмертный полк с именами и фотографиями местных, погибших в Великой отечественной войне. Потом сюда же добавили несколько портретов людей, погибших в Первой мировой или более поздних военных конфликтах. В храме есть книга памяти. Сначала в ней были имена только местных жителей, а потом стали приезжать люди из других деревень, из Москвы и просить добавить в книгу имена их близких.

«У нас в Дунино в людях просыпается понимание слова „наше“. Какое-то чувство единения, чувство Родины. Мы сами его ощутили, когда все восстановили», — говорит матушка Варвара, монахиня, которая живет в Дунино много лет и является научным сотрудником дома-музея Пришвина, находящегося в деревне. «Людям хочется хранить память. Людям хочется подлинности».

Липа, сидя на которой советские снайперы прикрывали отступление мирных жителей

Фото: Юлия Невская

Книга памяти в деревне Дунино

Фото: Юлия Невская

Матушка Варвара, монахиня, научный сотрудник музея Пришвина в деревне Дунино

Фото: Юлия Невская

В доме-музее Пришвина осенью и зимой 1941-го находился военный госпиталь. Здесь до сих пор сохранилось множество вещей с тех времен. Говорят, что Михаил Пришвин оставил себе солдатскую кровать специально, чтобы всегда помнить о том, какой ценой сохранилась свобода его дома и земли.

На даче Ульмеров на холме над музеем Пришвина было отделение экстренной хирургии осколочных ран. Сейчас там живет Ксения Владимировна Безменова, в девичестве Ульмер. Дом сохранился в том виде, каким он был 80 лет назад. Под водосточной трубой там до сих пор стоит ванна, в которой мыли солдат перед операцией. А в конце участка — дровня, где складывали трупы. Внизу, ближе к реке, бьет родник. Про него есть местная легенда. Сюда пришли хоронить мертвого солдата, и внезапно из земли забил родник: капли воды попали на тело, воин ожил и дошел до самого Берлина. Сейчас рядом с родником поставили часовню и повесили колокол, сделанный из снаряда «Катюши», назвали его «поминальное било» и на табличке рядом написали: «Пусть этот глухой поминальный звон напоминает нам о многих тысячах людей, отдавших жизни за нашу Родину, о героизме солдат, ополченцев, партизан, тружеников тыла. О всех тех, кто нам известен, и тех, кто пропал без вести».

На территории рубежа обороны под Москвой до сих пор есть множество неучтенных захоронений солдат, о судьбе которых их родные так и не узнали. «Сейчас наша основная задача — навести порядок. Чтобы не возникало вопроса, почему у нас прошло 75 лет со Дня Победы, а в лесу под Звенигородом до сих пор лежат солдаты», — говорит Антон Кузнецов. По его словам, в Московском регионе неучтенных захоронений сильно меньше, чем в других. При этом поисковики в Подмосковье каждый сезон достают из окопов или неожиданно обнаруженных братских могил десятки безымянных солдат. Иногда удается установить личность, но если нет никаких документов или жетонов, то их хотя бы достойно хоронят.

Дом-музей Пришвина в деревне Дунино. Осенью и зимой 1941 года здесь находился военный госпиталь.

Фото: Юлия Невская

Дача семьи Ульмеров расположена на холме над домом-музеем Пришвина. Во время боев за Москву здесь находилось отделение осколочной хирургии.

Фото: Юлия Невская

Родник рядом с деревней Дунино. По легенде, он появился в 1941 году, когда на это место пришли хранить убитого солдата. Капли воды попали на тело, солдат ожил и дошел до Берлина.

Фото: Юлия Невская

«Даже идеология, заявленная, как господствующая, не может повлиять на ситуацию»

Иллюстрацией к проблеме застройки территории рубежа обороны стало кладбище в Дунино. Первыми на нем появились могилы тех самых Бори и Шуры Панфиловых. Потом там стали хранить других погибших, а после войны и просто местных жителей. Некоторое время назад там же обнаружили большую братскую могилу, с почестями перезахоронили солдат и поставили мемориал. Рядом с кладбищем, впритык к крайним могилам — высокая стена, а за ней коттеджи и таунхаусы. Местные жители долго боролись за регистрацию кладбища, чтобы его привязали к конкретным координатам на карте и захоронения не перенесли в район Можайска. Местная администрация не спешила оформлять документы, а застройщику очень нужна была эта земля. Матушка Варвара рассказала, что в разгар событий появился «какой-то фонд» и сказал, что постарается помочь, хотя бы выяснит, кто застройщик. Через некоторое время представители фонда вернулись со своим мнением: «Застройщики — бандиты, помочь ничем не сможем».

У жителей получилось отстоять кладбище. Около шести лет назад ему был присвоен адрес, стройка остановилась на самой границе могил. Но оказалось, что мало кто хочет покупать недвижимость, стоящую стена в стену с захоронениями. При въезде на территорию коттеджного поселка уже пару лет висит плакат с предложением купить элитную недвижимость с большой скидкой.

«Огромную роль играют усилия общественности и объединение жителей», — говорит Евгений Соседов. «Если бы не сопротивление застройке, то этого рубежа обороны не было бы уже десять лет назад. Все бы ушло под каток бульдозера, потому что генпланы приняты давно, земля у берега реки приватизирована, и по всем документам разрешена застройка. Но благодаря усилиям людей здесь до сих пор музей-заповедник, где проводятся экскурсии и гуляют люди. Мы надеемся, что рано или поздно нам удастся добиться охранного статуса».

По словам Евгения, в рядах чиновников есть люди, которые понимают ценность исторических объектов, что важно сохранять культурное наследие. Без их помощи так долго бороться было бы невозможно. «У нас очень много союзников в разных органах власти», — говорит Евгений. «Проблема в том, что их не осталось в Минкульте, а от его подписи зависит судьба того или иного объекта и территории. Все вопросы решают связи. Даже идеология, заявленная, как господствующая, не может повлиять на ситуацию».

Поля под Звенигородом, где шли сражения за Москву

Фото: Юлия Невская

Реконструкция оборонительных сооружений в народном музее деревни Дунино сделана на тех самый местах, где они были построены в 1941 году

Фото: Юлия Невская

Остатки окопов времен войны рядом с Дунино

Фото: Юлия Невская

Кладбище в деревне Дунино, за сохранение которого шло долгое противостояние местных жителей и застройщика

Фото: Юлия Невская

Эту землю отвоевали у врага, теперь приходится отвоевывать у своих. На протяжении последних лет не утверждаются либо отменяются все документы, обеспечивающие охрану долины Москвы-реки как зоны питьевого водозабора и как уникального культурного и природного ландшафта.

«Более того, в этом году накануне 9 мая управление культурного наследия Московской области решило, что объекты рубежа не достойны получить охранный статус. Хотя были проведены археологические исследования, составлен необходимый комплект документации, управление отказало во включении в реестр боевых позиций, которые заявлялись ВООПИК (Всероссийским обществом охраны памятников истории и культуры), — рассказывает Евгений Соседов. — Сейчас поданы повторные заявки. Мы очень надеемся, что если подмосковные власти не готовы сохранять весь ландшафт, то это будут хотя бы отдельные точки».